Бусинка умерла. Ей было всего лет восемь. Но она умерла. Потому что болезни наплевать на то, сколько лет кошке. Болезни наплевать на то, что эту кошку любят. Болезни наплевать на все. Она не человек, ей не нужно придерживаться строгих моральных принципов. Это крайне неудобно. И совершенно непонятно. Я ничего не сказала отцу. Старалась прошмыгнуть мимо него так, чтобы он не заметил — в такую погоду он не отпустил бы меня хоронить кошку. Ливень. За окном уже темно. Но я не могу ждать — нужно предать ее тело земле. Может быть, тогда я хоть что-то почувствую или осознаю. Потому что я до сих пор не заплакала. Это смерть?
Тело Бусинки я аккуратно положила в небольшой мешок. Оно будто стало тверже. И, конечно же, намного холоднее и спокойнее. Полное отсутствие жизни. Я знала, что она умерла, но все еще была уверена, что вот сейчас она попытается выбраться из сумки. Вот сейчас ловко выпрыгнет, встанет в дверном проеме и будет непонимающе на меня смотреть. Но она осталась в мешке. Это смерть?
На себя я накинула ветровку. Но с учетом довольно сильного ветра, это совершенно меня не спасало. Светлые волосы, собранные в низкий хвост, растрепались. Хорошо хотя бы ботинки были непромокаемые. Такие я всегда носила, если мы шли в лес. В лесу лужи высыхали намного медленнее, чем у дороги. Мешок не был тяжелым.  Словно там лежала игрушка, набитая песком. Антистресс. Она не мяукала, не пищала недовольно. Может быть, это смерть?
Наконец я вышла на основную дорогу. Мокрый асфальт кажется совершенно черным. Вокруг ни души. Даже машины не проезжают. Папа отлично умеет выбирать места для жизни. От кого он так активно прячется? От себя? А это разве не смерть?

Когда я наконец нахожу подходящее дерево, то уже почти вся вымокла до нитки. Джинсы неприятно липнут к телу. Я забыла, что в моем мешке мертвая кошка. Друг, с которым я проводила дни и ночи на протяжении почти последнего десятилетия. Друг, который встречал меня дома. Друг, с которым я говорила едва ли не больше, чем со всеми остальными людьми вместе взятыми. Друг, который просто был рядом. Ему не надо было ничего объяснять. Он просто был и все. Он мог уходить по ночам, но всегда приходил на зов. Остальные говорили, что это странно для кошки, но Бусинка никогда не была обычной. Это же, черт побери, моя кроха.

Поджимая губы я вспомнила, как впервые нашла ее в приюте. Черно-белый котенок, испуганно жавшийся к углу клетки, в которой находилось еще около десятка котят. Я отгоняю ностальгию. Сейчас нельзя предаваться этим флэшбекам. Нужно сделать свое дело и пойти домой. Остальное неважно. Лопата, активно мешавшая мне всю дорогу, сейчас должна была спасти меня. Земля была мокрой и внешне казалась податливой. Но притопчи ее — потом не возможно будет вырыть ямку. Правда, сейчас могила нужна была не для человека — не такая глубокая. Так что много сил на это не ушло. Уперла лопату в большое развесистое дерево. Я вообще плачу? Кажется, что да, потому что ком в горле ощущается довольно заметно. Но с другой стороны на лице я ощущаю только дождь.

Я стою перед импровизированной могилой. Смотрю на нее пристально, держу в руках мешок с кошкой. Хочу положить. И не могу. Тело наливается свинцовой тяжестью. А ком в горле готов разорвать трахею. И я все еще не чувствую никаких слез.

В голове набатом бьет мысль о том, что это неправильно. Совершенно неправильно. Наверное, нужно было бы сказать что-то, но слова застряли в горле. Чувствую, что сейчас закричу. Все тело предательски вибрирует, а руки держат мешок с котом, словно это соломинка. Ухватись за нее покрепче и попробуй выбраться из этой бурной реки. Вот только у меня нет никаких шансов на спасение. Я не верю, в загробную жизнь. Не верю в рай или в ад. Но Бусинку надо похоронить хотя бы для того, чтобы осознать ее смерть. Сама я этого сделать до сих пор не могу.

Глаза бессмысленно бродят по окружающему темному пространству, испещренному каплями дождя, словно старыми шрамами. И вдруг неожиданно я вижу силуэт. Настолько издалека я не очень понимаю, что мужчина это или женщина, сколько ему лет. Рука непроизвольно поднимается вверх и я машу темному силуэту. Подзываю к себе. Может быть, этот человек знает, что нужно говорить в таких случаях, потому что я совершенно растеряна.

Застывшая фигура даже не собирается приближаться. Я все еще не выпускаю из рук мешок с мертвой Бусинкой. Самостоятельно подхожу к… парню? Совершенно незнакомый мне молодой человек с растерянным и испуганным лицом смотрит на меня так, словно я собираюсь его убить. Я хочу сказать ему, что ему ничего не угрожает. Я хочу сказать ему, что я просто хороню кошку. Только спустя минуту стояния напротив этого парня до меня наконец доходит все, что произошло. Глаза расширяются от ужаса и удивления. С одной стороны — ситуация кажется довольно комичной, а с другой — по-настоящему страшной.

Наконец, застрявшие в горле комом слова выплескиваются наружу. «Вы не то подумали, простите, я всего лишь хоронила свою кошку. Она умерла сегодня. А папа бы меня не отпустил, но я все равно ушла, потому что ее надо было похоронить, иначе она лежит мертвая, а мне кажется живой. Но я собиралась ее похоронить. Правда, я совершенно не знаю, что говорят на похоронах, я еще ни на одних похоронах не была. Простите, я думала что вы мне поможете», — бессвязный поток прекращается, когда у меня заканчивается воздух. Я резко смущаюсь всего, что только что рассказала совершенно незнакомому человеку. Пытаюсь перевести дыхание, почти умоляюще смотрю на парня. «Пожалуйста, скажи уже что-нибудь», — ей кажется, что словами можно разрешить любое недопонимание. Но, кажется, это совершенно не тот случай.

Отредактировано Daphne Wolf (2019-05-28 17:39:44)

Удивление становится все более и более серьезным, постепенно перерастая в любопытство и непонимание происходящего. Словно меня засунули в какой-то дурацкий отрывок плохого триллера, снятого кое-как и смонтированного наспех. Интуитивно, оглядывая парня я понимаю, что он не говорит. А вслед за этим приходит самое настоящее прозрение (нет): «Он немой». Тем временем молодой человек уже ведет меня к той импровизированной могилке, которую я вырыла собственными силами и забирает из рук лопату. Да, я нашла к кому обратиться за прощальной речью над могилой кошке. К абсолютно немому парню, не издающему звуков даже во время смеха. Это как раз мой уровень решения всех проблем.

Стоящий рядом со мной парень, молчаливо ждущий, когда я наконец сумею попрощаться с кошкой, косвенно подталкивал меня к действиям. Я аккуратно положила Бусинку в ямку прямо в мешке. Не знаю, зачем ей этот мешок. Может быть, так она не замерзнет под мокрой и холодной землей, напитавшейся дождем. Буся ненавидела дождь и воду — в этом она была самой типичной кошкой.

— Буся, где бы ты ни оказалась, я надеюсь, что тебе там будет хорошо.

Я не верю в загробную жизнь. Не верю в то, что после смерти нас всех ждет тоннель с белым светом, рай, суд, ад, колесо Сансары, карма. Я думаю, что после смерти нет ничего. Ты просто исчезаешь и все. Не остается ничего — даже информационного следа твоего присутствия. Только воспоминания — осязаемые и не очень.

Наконец я киваю незнакомцу, что он может зарыть тело моего бывшего друга, а сама зачем-то отворачиваюсь не в силах смотреть на этот страшный и абсолютно непонятный процесс. А потом вдруг резко подумала, что ничего не пойму, если не увижу собственными глазами. Мерные движения лопатой не вносили ясности в разбушевавшееся сознание. Когда молодой человек закончил, я неожиданно потянулась к нему руками и схватила за запястье. Он все еще держал лопату и смотрел на меня слегка удивленно.

— Извините я — собственная сбивчивая речь наводит меня на мысль о том, что я все-таки плачу, — я должна сделать что-нибудь для вас. Я живу тут неподалеку. Вместе с папой. Пойдемте к нам домой, попьем чаю, вы ведь вымокли до нитки.
Я поджимаю губы, резко думая о том, что человек вряд ли вышел бы на прогулку в такую погоду и в такой час, а значит у него была необходимость уйти из дома. Скорее всего, этого парня где-то ждут, а я только его задерживаю.

— Но если вас где-то ждут, то ничего страшного. Я спокойно приму отказ, — от слез глаза, стали казаться еще больше и выразительнее на бледном, почти прозрачном лице.

Я совершенно не ожидала, что почти незнакомый парень согласится пойти ко мне домой. Ну то есть — я ведь запросто могла быть наживкой какого-нибудь психопата, который заставлял меня знакомиться с молодыми парнями, вести их домой, а там уже и ружье, и скальпель, и мало ли других подручных средств для убийства человека и дальнейших веселых действий над его остывающим безжизненным трупом. Однако тот все же согласился. То ли внешне я не представляла угрозы, то ли обстоятельства показались ему слишком странными, чтобы думать, будто все это подстава. Так или иначе немой ушел за своим рюкзаком, а я осталась стоять с лопатой в руках, все еще глядя на могилу Бусинки.

Не успела я и глазом моргнуть, как молодой человек вернулся со своим рюкзаком за спиной. Стоило ему приблизиться ко мне, как сквозь нарастающий звук дождя послышался совершенно другой — хищный и злой рык. Несмотря на то, что я обладала отличным слухом, мне совершенно не удалось понять, откуда же доносится этот гортанный звук, не предвещающий ничего хорошего. Не помню, чтобы видела в округе волков — да и что им делать, когда совсем близко живет более вооруженный хищник — человек. Скорее всего, это была бесхозная бешеная собака, но узнавать этого мне совершенно не хотелось. Почему-то в этот момент я подумала, что шум дождя запросто может скрыть наши шаги. Выйдя из недолгого оцепенения, я аккуратно потянула парня с собой, уцепившись пальцами за рукав его промокшей и такой легкой куртки. Стараясь издавать минимум звуков, парочка двинулась к дороге. Постепенно рык становился все громче — словно это настойчивое напоминание о себе хотело следовать за ними по пятам.

Кивком головы я указала на стандартных размеров дом по ту сторону шоссе. Едва ли какое-нибудь животное осмелится пересечь эту черту и войти во владения людей. В конце концов, тут этих кожаных ублюдков слишком много. Когда я вновь обернулась на опушку леса, рядом с которой находилась могилка, то, кажется, видела какой-то темный силуэт. Это, вполне мог бы быть дождь, но мои пальцы, до этого крепко державшиеся за куртку парня, отпустили ее и задрожали. Я начала сильнее приглядываться в эту темноту, надеясь, что увидев животное, я перестану его бояться. Но то ли его там просто не было — а я всего лишь поверила в самую простую оптическую иллюзию. То ли животное попросту сливалось с темными стволами деревьев. Когда мы оказались на другой стороне дороги, в моих легких, кажется, появилось свободное место для воздуха. Я остановилась на одну секунду, переводя дыхание. Сердце стучало так, будто пыталось изнутри пробить грудную клетку к чертовой матери. Посмотрела на парня, но так и не смогла толком разглядеть его лицо в темноте. Решила, что сейчас это и не нужно. Куда страшнее было то, что ждало нас впереди, а именно — Джейсон. Папа, конечно, был в полной уверенности, что его дочь спит. Как приличная девочка, с закрытой в комнату дверью. Вот только девочка и не собиралась спать — она сбежала, чтобы похоронить кота, а теперь собиралась привести в свой дом совершенно незнакомого парня с улицы.

Скручивать простынь так, чтобы по ней с легкостью можно было спуститься из окна меня учил папа. Так что сам виноват. Теперь нам предстояло завершить свой небольшой путь домой, забраться в комнату по промокшему жгуту из простыни и пододеяльника, и провернуть все это таким образом, чтобы папа, который не спал (он редко оставляет свет включенным, когда ложится) ничего не заметил.

Я немного волнуюсь. Самую малость. Потому что в моей комнате впервые будет незнакомец. А если быть совсем точной — ко мне в комнату впервые попадет парень. Ага, каждая девочка втайне мечтает об этом моменте. Надеется, что ее комната — визуальное воплощение внутреннего мира — будет настоящим открытием для возлюбленного. И как все складывается у меня? Верно. Я впервые привожу в дом парня — по жгуту из простыни — парня я знаю ровно полчаса или того меньше — и он вообще не разговаривает. В общем, вечер перестает быть томным и начинает смахивать на какой-то нелепый анекдот.

— Я залезу первой, потом поднимешься ты. Рюкзак либо повесь на спину, либо, если переживаешь, что будешь мешать, просто привяжи к концу простыни, — разговариваю вполголоса, потому что боюсь потревожить отца. Мне почему-то кажется, что он не будет рад такому вот сюрпризу с моей стороны. Если он нас обнаружит в моей комнате вместе, что я вообще ему скажу? "Привет пап, я тут привела домой парня, правда, я не представляю, как его зовут и кто он такой, но он очень добрый, потому что помог мне зарыть кошку, которую ты мне запретил хоронить сегодня, а я тебя не послушала, поэтому едва не познакомилась с каким-то лесным зверем". Такой монолог не предвещал ничего хорошего ни мне, ни, тем более, моему гостю.

Наконец, я спокойно залезла наверх, опираясь ногами на специальные узелки, сделанные на жгуте для удобства. А потом сверху посмотрела на парня, который, видимо, был слегка удивлен тому, как ловко я взобралась на второй этаж. Он последовал за мной, когда я увидела, что он забирается, то положила на пол некоторые из старых газет и ненужных тряпок. Лучше уж так, чем пытаться потом оттереть всю эту грязь с светло-серого ковролина, постеленного в комнате. Молодой человек оказался в комнате, я жестом остановила его — включать свет мне совершенно не хотелось. Жестом намекнула, что обувь лучше снять прямо тут, чтобы не запачкать весь остальной пол в комнате. "Постой тут секундочку, я включу ночник так, чтобы папа не заметил свет", — спокойно и слегка деловито убеждаю я своего странного гостя. Потом помогаю ему снять промокшую насквозь ветровку и отношу в свою личную ванную, вешаю там сушиться. Радуюсь собственной расторопности — хорошо, что я убедила отца, что мне нужна ванная.

Возвращаюсь к парню, осматриваю его в свете ночника. "У меня тут не слишком много еды, но есть печенья, и чипсы, а в термосе стоит чай. Хотела взять его с собой, приготовила вот все, но забыла", — пожала плечами. А потом неожиданно спросила "Ты не мерзнешь?". Хотя сама все еще стояла в мокрой и холодной куртке, а растрепанные белые волосы липли к блестящему от капель дождя лицу.